Выбор воина - Страница 61

К оглавлению

61

Ярина проскользнула через щель. Бестелесной ей было легко. За дверью оказалась просторная светлица с окошком, забранным кованой решеткой. Стены были завешены узорчатыми тканями, посреди светлицы стоял стол с посудой и яствами да пара сидений с высокими спинками. А на ложе у стены спал он.

«Боги Святые, – подумала Ярина, – как исхудал!»

Возле ложа на небольшой скамейке сидела Сигурни. Она, казалось, дремала, но, когда Ярина приблизилась, тут же подняла голову. И улыбнулась.

– Здравствуй, сестрица! А я все жду, когда же ты к нам пожалуешь?

Глава 6
Уходя – уходи…

Я ухожу туда, где небо

Веткой бьет в окно,

Ты проводи вином и хлебом,

Все решено…

Константин Кинчев

Савинов осторожно, чтобы не потревожить раны, потянулся, зевнул и решительно сбросил с себя одеяло, сел на ложе и яростно потер лицо ладонями, прогоняя сонливость. И машинально отметил про себя: плечо уже почти не болит! Спустил ноги на пол, нашаривая голенища сапог… и замер. Он вспомнил: сегодня был сон! И сон необычный! Сашка привык уже просыпаться после своих видений в таком состоянии, как будто его голову ночью использовали вместо футбольного мяча… Но сегодня осталось только ощущение счастья и какого-то радостного ожидания. Утро виделось пронизанным солнечными лучами, напоенным свежестью и запахом трав. Впервые за много дней хотелось вскочить и стремглав пробежаться по окрестным холмам. А потом нырнуть в реку и плавать до посинения. Выскочить из воды и прямо так, голышом, повертеть свистящие мельницы клинков. Да чтобы устали руки, а живот подвело от голода. И вот тогда уже можно будет вернуться в дом и поесть от души, с чувством выполненного долга… А все потому, что во сне приходила она.


Вначале ему не снилось ничего особенного. Какой-то дом, огромный, старый и затхлый, словно состоящий из одних узких коридоров, заваленных старой рухлядью. Сашка медленно пробирался сквозь завалы этого полусгнившего скарба, совершенно не понимая, что он здесь делает и где находится. Просто шел вперед, потому что так было надо. Бледный свет сочился из-под закрытых дверей. Сашка открывал их наугад и видел одинаковые комнаты с заколоченными окнами. Пару раз он пытался выломать доски, но безрезультатно. Тогда он шел дальше, время от времени открывая все новые двери, поднимался по темным, загаженным лестницам, с которых попадал в точно такие же мрачные коридоры. Кажется, это продолжалось бесконечно.

Потом он оказался в подвале, среди нагромождения ржавых труб и вентилей. По голым кирпичным стенам стекала вода. Стояла абсолютная тишина. Не было даже обычного гулкого подвального эха. Зато отчетливо пахло кошками, и это был первый признак хоть какой-то жизни в доме. Сашка все шел, оскальзываясь в многочисленных лужах. А потом он увидел свет…

Яркий, сияющий янтарем столб света падал из раскрытого подвального окошка. И в этом столбе танцевали пылинки. Сашка взобрался на кучу осклизлых кирпичей и выглянул наружу. Там не было ничего… Только свет. Савинов, держась руками за края оконной рамы, смотрел в это сияние и, по непонятной причине, не мог оторваться. И вдруг появилась она!

Точнее, ее лицо, склонившееся к нему откуда-то сверху. Золотое, сияющее, окруженное нимбом рыжих волос. В первый миг оно выражало тревогу, почти сразу сменившуюся радостью.

– Жив! – сказала она и улыбнулась, а потом поцеловала его в губы…


Савинов рассеянно коснулся губ кончиками пальцев. Ему показалось, что они еще хранят вкус Ее поцелуев. Почему-то только теперь он по-настоящему понял, какое огромное значение для мужчины имеет простой факт: ночью его целовала Любимая. И теперь можно свернуть горы и обратить вспять реки – сил достанет на все! А можно оставить горы и реки в покое и совершить нечто действительно великое. Например – окончательно выздороветь.

Сашка встал с постели и босиком прошлепал к столу. Схватил какой-то кувшин, отпил. Выяснилось, что это молоко. Наверняка Сигурни оставила. Только сейчас Савинов сообразил, что не видел ее здесь, когда проснулся. Ни ее, ни Хагена, хотя привык, что по пробуждении всегда встречал их внимательные взгляды, будто спрашивающие: «Ну, как ты? Сегодня получше?» А тут – никого! Никто не лезет в двери и не шепчется в коридоре со стражем: пусти, мол, хоть одним глазком… В первые дни, когда Савинов пришел в себя, здесь было настоящее столпотворение. Команда «Медведя» в полном составе… А сегодня даже Миав куда-то запропастилась. Может, ушла на крышу слушать песни местных котов? Усмехнулся про себя: «У тебя, Сашка, одна мысль. А все-таки куда все подевались?» Почему-то ему показалось, что Сигурни ушла, чтобы не мешать им с Яриной. Будто та и впрямь была здесь… Однако!

Он натянул штаны, неторопливо обулся и подошел к зеркалу, чтобы посмотреть, как заживают раны. Они выглядели очень даже прилично. Краснота почти сошла. При надавливании рубец на груди совсем не болел, а на плече – только самую малость. Хотя, конечно, на загорелой коже следы давешнего боя смотрелись устрашающе: бледно-розовые рельефные полосы.

«Вот и памятка будет о Храбре… На всю жизнь. И хорошо!» Савинов подвигал левой рукой, правой, затем провел короткую серию ударов в голову воображаемого противника: «левой – левой – правой!». Сначала осторожно, потом повторил быстрее. Еще быстрее! Грудь почти не болела, а вот плечо заныло. «Так. Значит, нагрузки придется увеличивать постепенно. Оно и понятно…»

Сашка в раздумье остановился перед своим арсеналом. Время возобновлять упражнения. Что выбрать? Три копья стояли, прислоненные к стене. Посередине – Храброво, две рогатины, боевая и охотничья, – по бокам, словно охраняя. Новая кольчуга – Хаген отдарился за Богданов харалужный доспех, – шлем с полумаской. Два щита – круглый малый и вытянутый миндалевидный. Оба с «медведями» – Сашкиным знаменем – и пометками, оставленными вражеским оружием. Мечи – длинный и короткий, убранные в ножны, – висели на спинке кресла. Савинов извлек «длинного японца» из ножен, полюбовался сверкающим лезвием. Мелкие царапинки, оставленные ирландским клинком, чья-то заботливая рука тщательно выгладила и зашлифовала. «Древесный» узор на лезвии теперь просматривался очень ярко, а линия закалки просто светилась.

61