Выбор воина - Страница 38

И вас, и ваших витязей сердечно любят здесь».

Из «Песни о Нибелунгах»

Наутро в Бруг примчалось шестеро всадников. Двое из них – раненые, но в седлах держались крепко. Все вновь прибывшие сердечно обнялись с Диармайдом и Конаном. Оказалось – старые друзья, тоже из фениев. Сашка наблюдал всю сцену, стоя на крыльце. По гостям было видно, что вояки они лихие. В кольчугах и шлемах, с выпуклыми круглыми щитами, разрисованными белым, причем узор на щите у каждого свой. Богатые мечи в ножнах, копья. Зеленые плащи за плечами, секиры у седел. Зато лук на шестерых только один. И не чета славянскому. Простой, без роговых накладок и сухожильных струн. Вряд ли далеко бьет…

Седой здоровенный дядька, лет эдак за сорок, руки – как клешни, оказался сыном того самого Финна, с которым собрались воевать. Однако папаша на сына осерчал, спустил на него своих гавриков, поэтому левая рука Ойсина была на перевязи. Злой оказался папенька, совсем больной на голову: единственного законного сына и того не пожалел. У Ойсина тоже был сын, внук Финна, но тут антагонизма не наблюдалось. Осгар примчался в Бруг вместе с отцом и, похоже, собирался стоять за батьку до последнего. И за Диармайда тоже, поскольку оказались они друзьями – не разлей вода.

Савинов отметил про себя: все вновь приехавшие двигаются точно и мягко, взгляд не прячут, с оружием обращаются как с продолжением рук, координация у всех отличная и реакция, судя по всему, тоже. Тертые ребята, опытные. Если все фении такие, то драка будет страшной. Когда сходятся равные да бьются насмерть – без большой крови не обойтись. Эх, не было печали!

Диармайд уволок корешей в дом, кормить да расспрашивать, а Савинов спустился во двор и кликнул Позвизда. Тот примчался от колодца как был – без рубахи, с мокрой от умывания физиономией. Сашка кивнул вслед входящим на крыльцо фениям:

– Ну, что скажешь, разведка?

– Сильные витязи. – Позвизд отжал из усов воду. – Вожди, а то и князья. Здесь, в Западной стране, много таких. Коли придется ратиться – нелегкой будет победа.

Савинов кивнул:

– Правда твоя… Собирайся-ка, брат, бери Потеху с Рысенком и иди пошарь с ними в лесу, что на том берегу реки. Враг, похоже, с той стороны появится. Смотрите там – на рожон не лезьте. А Ратимиру передай: пусть собирает дружину. Пора браться за дело – позвенеть мечами да проверить, не позабыли ли мы в море, с какой стороны за них браться. Пусть Ратимир поторопится. Я его здесь жду.

Позвизд умчался, а Сашка поднялся на крепостную стену. Бдительные стражи изваяниями застыли на башнях.

«Хоть и расставлены дальние дозоры, а все же лучше перебдеть, чем недобдеть. Вот такой каламбур. Шутки шутками, а из того вон леска хоть сейчас может показаться ощетинившийся копьями строй воинов в зеленых плащах. Во главе со злобствующим ригфейннидом. Здесь, конечно, обычаи своеобразные. Можно сказать, рыцарские. Без предупреждения нападают редко, хотя и такое бывает. Но облеченный властью дядька, вроде Финна, никогда себе этого не позволит. Он сначала построит войско, затем встанет в позу, произнесет речь, сдобренную отнюдь не куртуазными выражениями. А затем убьет всех, до кого дотянется. Но это потом, а сначала поза и речь… Впрочем, эти обычаи не мешают подсылать наемных убийц, например. Или пытать пленного и вообще творить всяческие непотребства. Потому что непотребства эти с обычаями не расходятся… Так и на Руси, и у свеев, да и, по слухам, – в Константинополе тоже. Просто в иных местах в позу перед убийством королю становиться не обязательно».

Савинов задумчиво смотрел, как солнечный свет растекается по небосводу, золотя легкие облачка, разбрызгивается на глади реки, сверкая искрами в мелких волнах. Капельки росы сияли в траве бриллиантовой россыпью. Мысли сами собой потекли в иную, далекую от предстоящей войны сторону. Вспомнилась улыбка любимой, ее смеющиеся зеленые глаза, нежная персиковая кожа, позолоченная утренним лучом, и запах… Ее запах…

Сердце рванулось, ударило в ребра, словно собираясь пробить грудь и полететь туда, навстречу взошедшему уже солнцу. Полететь стремглав, чтобы оказаться рядом и чтобы последний, пусть предсмертный, толчок был рядом с Ней. Только с Ней…

«Эх, Яринка!.. Яра!.. Солнце ты мое рыжее! Как же я соскучился по тебе… обнять бы тебя сейчас, почувствовать на губах вкус поцелуя, утонуть в твоем сладком дыхании. Какая это смертная боль – быть вдали от тебя! Но я верю: ты слышишь меня. Не может не слышать твое сердце, живое, жаркое… Вещее. Не понимаю и, наверное, никогда не пойму, почему мне так повезло. Почему ты со мной… А может – это я с тобой? И швырнуло меня из пекла войны в этот неспокойный мир только потому, что нужен был тебе лишь человек с неба. И кто знает: вдруг это твоя нераскрывшаяся еще любовь выдернула меня из смертельных вод Баренцева моря… Но теперь я снова вдали, снова на войне. Зато я уже знаю – ты есть! Поэтому я вернусь к тебе! И никто меня не остановит!»

– Эй, Олекса! – крикнули откуда-то снизу.

Сашка вздрогнул и обернулся. Во дворе под стеной стоял Ратимир. В доспехах, с учебным тяжелым мечом и щитом.

– Зброя готова! Дружина ждет! Пойдем, что ли, позвеним железом…

– Добро! – сказал Савинов и стал спускаться со стены.

Ярина проснулась среди ночи. В доме было тихо. Она откинула одеяло и села, подобрав под себя ноги. Рука привычно коснулась ложа. Яра нахмурилась и отдернула руку.

«Нет его, – подумала она, – третий месяц уже пошел, как нет. Отплыли лодьи. Далеко, на Закат отправились. И где теперь ладо мое?» Она вновь потрогала ложе, где должен был спать сейчас ее муж. Холодное ложе. Пустое.